Интервью с Анной Павловой о пути в науку и преподавании на программе

Выпускница и преподаватель магистерской программы "Обучение и оценивание как наука", Анна Павлова, рассказала о своем пути в науку, исследовательских интересах и решении пойти преподавать сразу после выпуска.

Интервью провела студентка магистерской программы «Обучение и оценивание как наука» Зайнуллина Гузель.

— Как вы пришли в нейронауки? Что вдохновило вас заниматься ими, работать в этой области?

— Это довольно долгая и мозаичная история. Начну с того, что еще в детстве я увлекалась биологией, особенно генетикой и экологией. Мне очень нравилась идея, что и на уровне экосистемы, и на уровне нашего организма все тесно взаимосвязано.

В 13 лет случились переезд и смена школы. Мое новое учебное заведение оказалось на порядок хуже предыдущего. Учащиеся меня не очень приняли, и это был довольно сложный период в моей жизни. В связи с этим мои интересы сместились с биологии на вопросы психологии и коммуникации. Я стала интересоваться, каковы мотивы человеческих поступков, что за ними стоит, почему люди ведут себя так, а не иначе.

Окончив школу, я сначала поступила в Сеченовский университет на программу «Биоинженерия и биотехнология». Но там мне не очень понравилось учиться из-за атмосферы и отношения преподавателей и студентов к обучению. Еще я была в довольно угнетенном состоянии после школы, и у меня почти не осталось интереса к биологии. Поэтому я бросила учебу после первого курса и поступила в Вышку на социологию. На соцфаке я всегда выбирала темы для исследований, связанные с благополучием и социализацией одаренных детей. Это было осмыслением тех трудностей, с которыми я столкнулась в школе.

Вышка сильно на меня повлияла: я увидела совершенно другое отношение к образованию и ко мне как к студенту. Преподаватели были очень открыты и поддерживали любые интересы и инициативы. В такой среде я раскрылась – моя школьная депрессия осталась в прошлом, и мне снова стало интересно, что происходит вокруг.

Однажды я наткнулась на проект, связанный с изучением математических способностей и объема ментального внимания у одаренных детей. Меня это заинтересовало, и я решила принять участие. Руководительницей была Мари Арсалиду. В рамках проекта я познакомилась с аспирантами, которые работали в лаборатории Мари; в частности, с Андреем Фабером. Андрей предложил мне участвовать в одном проекте с ним, помочь ему с расчетами. Наверно, это был определяющий момент. Во время работы мы много говорили мозге и нейронауках, и меня это очень вдохновляло.

Параллельно я записалась на электив по психогенетике, который вела Юлия Маракшина. Психогенетика меня тоже очень заинтересовала, так как в ней соединились два моих ключевых интереса: генетика и психология. После курса по психогенетике я написала Юлии, что хотела бы работать в ее лаборатории. Таким образом я попала в лабораторию возрастной психогенетики. Их коллектив очень междисциплинарный: там работают не только с генетикой, но и с нейронауками. Так я и оказалась в нейронауках.

Об учебе в магистратуре и преподавании

— Мне известно, что после бакалавриата вы поступили на магистерскую программу «Обучение и оценивание как наука». Помогла ли магистратура развиваться в желаемом направлении?

— Да, определенно. В магистратуру я пришла с достаточно четким представлением, чем хочу заниматься, и опытом исследовательской работы. В частности, на момент поступления у меня уже была опубликована статья в журнале Q1, был опыт выступления и побед на научно-исследовательских конференциях. Все это помогло мне сосредоточиться на тех аспектах, которые были для меня важными.

Мне очень понравился гибкий план обучения в магистратуре – я могла выбирать курсы, которые мне интересны, в том числе курсы с других образовательных программ, например «от нейрона к познанию». Больше всего мне помог курс Advanced Developmental Methods – с его помощью я разобралась, как анализировать снимки мозга, полученные при помощи фМРТ. Развить полученные на курсе навыки помогла магистерская диссертация – я разбиралась в нейронных коррелятах объема ментального внимания у школьников. Это был непростой, но очень крутой опыт – никогда раньше я не делала чего-то подобного. Сейчас я продолжаю углубляться в нейронауки на программе дополнительного образования и чувствую, что полученная в магистратуре база очень помогает.

— А можете поподробнее рассказать о вашем исследовании в магистратуре? Что такое ментальное внимание и как оно связано с особенностями мозга?

— Ментальное внимание или М-емкость — это максимальное количество конструктов, которые человек может удерживать в голове, при этом производя операции с ними. Это важная способность, которая влияет на то, как мы анализируем информацию и принимаем решения.

В моем исследовании я обнаружила, что у людей с высокой M-ёмкостью более высокая функциональная связанность между регионами мозга, отвечающими за визуальное восприятие и извлечение информации из памяти. Это логично, так как для выполнения задачи, которая использовалась в исследовании, требуется одновременно визуально воспринимать и вспоминать информацию.

— Расскажите, сложно ли преподавать сразу после выпуска из магистратуры?

— Сложности есть, но они преодолеваются. И я скорее рада, что они есть. Потому что, если все просто дается – значит, что ты никуда не растешь. Когда мне предложили преподавать психогенетику, я почти испугалась. У меня были за спиной несколько курсов и прочитанных книг по психогенетике, но я никогда не считала, что знаю ее на уровне преподавателя.

Кроме того, мой разговорный английский далеко не идеален, а публичные выступления даются тяжко. Но я приняла вызов – летом я очень интенсивно готовилась к ведению курса. Перечитывала классические работы, читала свежие статьи, готовила презентации, тексты выступлений, материалы для самостоятельного обучения. Мне было важно сделать курс не только информативным, но и увлекательным для студентов.

В итоге, я вывела свое понимание предмета на совершенно новый уровень – такой, который не даст ни один курс, ни одна книга. Это впоследствии очень пригодилось мне в научно-исследовательской работе – так, сейчас я работаю в одном проекте с Юлией Ковас, совместно с компанией ГеноТек. Я думаю, что не попала бы на проект, не будь у меня опыта преподавания.

Еще было очень приятно видеть положительную обратную связь от студентов. Многие писали, что изначально не ждали от курса многого из-за моего возраста или из-за того, что сам предмет далек от их интересов, но впоследствии были счастливы, что прошли курс. Кто-то писал, что продолжит читать о психогенетике даже после окончания курса, потому что его зацепило. Я была очень счастлива. Кажется, что ради таких историй я и работаю. Потому что сухая информация быстро забывается, а интерес остается надолго и побуждает к дальнейшему росту.

Резюмируя, преподавание помогает мне развиваться как исследователю и одновременно резонирует с моими ценностями. Это то, ради чего стоит проходить через сложности.

— Как вам работается в среде более старших коллег? Есть ли какое-то особое отношение?

— Со старшими коллегами у меня нет проблем в коммуникации. Они всегда поддерживают меня и радуются моим успехам. Это очень ценно. Бывает, что я сама сравниваю себя с ними и расстраиваюсь, что на их фоне я не такая успешная и компетентная. Но эти ощущения мотивируют меня больше читать, разбираться, работать и самой проявлять инициативу. Чтобы доказать, что могу не хуже.

О научной работе и перспективах нейронаук в России

— Ваша научная работа дала вам какие-то ответы на личные вопросы?

— Да, мои занятия наукой помогли осмыслить мой личный жизненный опыт. Особенно это проявляется в моем интересе к социальной нейробиологии. Когда я начала разбираться, как мозг обрабатывает информацию, мне стало проще переживать коммуникативные неудачи.

— Что самое сложное и интересное в вашей работе?

— Самое сложное и одновременно вдохновляющее — это постоянное обучение. В науке ты учишься всю жизнь, открываешь новые методы, теории, концепции. Это ресурсоемкий процесс, но он приносит много радости и вдохновения.

— А есть исследователи, учёные, которые вас особенно вдохновляют?

Я думаю, можно говорить об этом на макро- и микроуровне. На макроуровне это значимые фигуры в той области, которой я занимаюсь. Это известные ученые из других стран, которых я никогда не видела и, наверное, никогда не увижу в будущем. Я могу назвать Роберта Сапольски и Роберта Пломина. Роберт Сапольски много пишет о сложных когнитивных и эмоциональных процессах, это мне интересно. Роберт Пломин — номер один в сфере психогенетики. У него много интересных, классных, очень качественных статей. Мне даже хочется иметь футболку с надписью «I love Robert Plomin».

А на микроуровне это все мои коллеги. Они, конечно, не пишут статьи с тысячами цитирований, которые определяют развитие области, но зато находятся рядом со мной. В Российской Академии Образования это мои коллеги по центру междисциплинарных исследований. В Вышке я бы выделила Андрея Фабера и Никиту Отставнова, потому что они занимаются чем-то очень близким к моим научным интересам.

— Если бы ваша работа была фильмом, как бы вы его назвали? К какому жанру он бы относился? В чём бы был главный плот-твист?

— С названием мне сложно определиться. Но если думать про концепцию, то это был бы фильм, в первую очередь, об учёных, обо мне и моих коллегах, которые занимаются тем, чем они занимаются, и пытаются это как-то осмыслить для себя.

Я думаю, важным аспектом этого фильма стало бы то, как вообще у людей формируются их научные интересы, как они приходят к роли ученого из каких-то бытовых жизненных историй. Возможно, какие-то истории кого-то очень глубоко эмоционально задели, поразили, и вот такие аспекты жизни в итоге приводят человека в науку.

Это был бы не фильм, а сериал, где в каждой серии на первый план выходили бы разные люди, а сам сериал был бы объединен идеей про коллектив ученых разного возраста с разными бэкграундами и научными интересами.

— Когда вы начали говорить про фильм, я подумала, что это мог быть психологический триллер. Но когда вы сказали про сериал, я думаю, это больше похоже комедию.

— Да, я тоже подумала, что это как драма, так и комедия. Скорее всего, основным жанром была бы драма. Какие-то юмористические эпизоды стали бы вкраплениями.

— Мне кажется, если бы вы написали сценарий, это было бы очень интересно. Звучит чудесно.

— Мои коллеги очень колоритные персонажи, я их прямо вижу в роли персонажей фильма или сериала, они очень интересные.

— Ждём. Как интересно. Говоря про комедийность, может быть, вы вспомните какие-нибудь забавные моменты, которые происходили во время экспериментов или просто во время работы?

— Самое забавное в том, что люди, которые приходят на эксперименты, часто имеют весьма отдалённое представление о нейронауках, и склонны сильно переоценивать те результаты, которые мы можем получить. Например, многие дети, которые приходят записаться на ЭЭГ, уверены, что я по сырой электроэнцефалограмме вижу всё их прошлое, настоящее и будущее, не говоря уже о их мыслях или когнитивных способностях, интеллектуальном потенциале. А я в лучшем случае вижу альфа-ритм в затылочных областях при закрытых глазах или моргания.

Дети очень часто задают забавные вопросы, например: «Видно ли на этой электроэнцефалограмме, насколько я умный?», «Можете ли вы по этой электроэнцефалограмме посоветовать, в какой вуз мне выступать, на какую специальность?»

— Я надеюсь, вы советуете?

— Я стараюсь объяснить, что электроэнцефалограмма, к сожалению, не даёт ответы на их вопросы. Особенно сырая, необработанная, где большая часть того, что мы видим, это просто рандомный шум, который потом нужно будет удалять во время предобработки.

Ещё был забавный момент с детьми, когда они почему-то решили, что я начальница лаборатории. Моя должность официально звучит как «главный специалист». Ко мне приходила группа школьников из Сеченовского предуниверсария, я с ними занималась и параллельно записывала ЭЭГ. Мы обычно приходили в те дни, когда у нас центр пустует, поэтому вышло так, что дети из всех сотрудников видели только меня. И вот на какой-то день у меня спросили: «Скажите, а давно вы стали начальницей лаборатории?»

Я, как вы понимаете, ни разу не начальница лаборатории, и мне до этого еще очень-очень долго. Я тогда поинтересовалась у детей, сколько мне лет, по их мнению. Они сказали, что мне лет 18−20, и это стало еще смешнее, что дети думают, что в 20 лет можно стать начальницей лаборатории. Такая забавная ситуация.

— Вы, конечно, развенчиваете все мифы. Ещё расскажите, что Деда Мороза не существует. Очень опасно ходить к вам в лабораторию. Рушатся надежды детей в 20 лет быть начальниками и читать мысли. А каковы перспективы нейронауки в России и в мире как вы видите? Насколько быстрыми шагами все будет развиваться, по вашему мнению?

— Тут мне очень сложно делать прогнозы. Мне кажется, что эта тема будет активно развиваться, особенно в связке с искусственным интеллектом, потому что сейчас мы видим огромный хайп вкруг нейрогенеративных моделей.

Я думаю, будет исследоваться вопрос, насколько человеческий мозг похож на мозг искусственный, и можно ли искусственный мозг сделать более похожим на человеческий, применяя знания из области нейронаук.

Во-вторых, социальная нейробиология тоже получит развитие, потому что сейчас в мире повышается уровень жизни, и мы можем больше думать о нашем благополучии, о конструктивной коммуникации, бережном общении. Это становится значимым дискурсом в обществе. Люди начинают ходить на психотерапию, чтобы разобраться в себе и общаться более качественно. Психотерапия будет развиваться и потребует доказательности. Надеюсь, будет налаживаться связь между психологией, психотерапией и нейронаукой.

Но это мое видение, конечно. Я в будущем не бывала и не могу сказать, насколько это близко к реальности.

— Что бы вы хотели сказать преподавателям и студентам, которые будут читать это интервью?

— Преподавателям хочу сказать огромное спасибо за поддержку. Студентам хочу пожелать не сомневаться в себе и смело идти в науку, если им это интересно. Наука — это работа, как и любая другая сфера, со своей спецификой, но она открывает множество возможностей.

— Спасибо большое за интервью. Оно было очень интересным и вдохновляющим.