Цивилизация бесконечных усилий

Нынешнее противостояние европейской и азиатской культур может привести к катастрофе. В этой ситуации нам очень важно понять, как с Европой и Азией соотносится Россия, издавна привыкшая ощущать себя частью и той, и другой цивилизации. Интервью с культурологом, философом истории Владимиром Кантором

- Российская культура уже не первый век рефлектирует по поводу своего места в Европе. Не является ли подобная рефлексия признаком нашей обособленности от европейской цивилизации?
- Вопрос о нашем месте в Европе связан с тем, что мы в нее возвращаемся. Россия из европейской семьи не ушла, а была изгнана монгольским нашествием. Возврат всегда труден. Тот, кто когда-нибудь разводился, знает, что в старую семью вернуться практически невозможно. Вопрос этот возникает именно тогда, когда возврат начинает буксовать. Не случайно эта рефлексия началась при Николае I, когда начался явный откат от петровских реформ. И первым вопрос - что такое Россия в общем порядке мира? - задал Чаадаев. Мы занимаем огромное пространство, одной рукой оперлись на Европу, другой - на Китай, а мы-то сами кто? Может, мы просто географическое пространство? Модное нынче евразийство, которое как раз и основано на территориальном представлении о культуре, когда-то для русских было самым страшным представлением о культуре. При соотнесении нашего и европейского путей естественно возникает желание понять - кто мы, Европа или нет. Что более характерно для нас - гора черепов, как на картине Верещагина, или все-таки мы будем пытаться оставаться в пределах европейско-христианских ценностей.
- Но Европа сама очень часто не соответствует этим ценностям. Можно ли тогда говорить о европейской цивилизации как о некой целостной структуре?
- Кто из нас в детстве выполнял все правила, которые нам внушали родители? Так же ведет себя и культура. В ее основу заложены некие базовые установки, но соответствовать им всегда трудно. Европейская культура - это не географическое, это историософское понятие. Европа появилась на клочке полуострова, который окружала Азия. Потом Европа начинает расширяться, доходит до Британии, потом граница проходит по Рейну. Карл Великий говорит о нехристях-саксах, которые живут на другом берегу Рейна. Потом граница начинает пролегать по Волге. А дальше, уже при Петре Первом, граница между Азией и Европой стала проходить по Уралу.
- Петр выстраивал в России весьма оригинальную Европу - с помощью вполне себе азиатского кнута. Есть мнение, что его вообще можно назвать скрытым евразийцем.
- В России все зависит от того, кем является правитель. Наш народ настолько пластичен, что принимает облик правителя. У нас Иван Грозный - мы ходим под Иваном, Петр - под Петром. Русский народ не принимает только либерального правителя. Один деревенский мужик мне однажды очень хорошо сказал: "Знаешь, нам свободу нельзя давать. Мы сразу хулиганить начинаем". Сравните Петра, у которого всегда была в руках палка, или Екатерину, крайне жесткую женщину, и закомплексованного, нерешительного Александра, мечущегося от Сперанского к Аракчееву. Эта его невозможность выбрать между деспотией и просвещенной монархией и родила декабризм. Что касается евразийства, то это - континентальная идея. Выход к морю - это другая, европейская, идея. У Петра все начиналось с какого-то ботика, Яузы-реки, пруда в Преображенском - просто анекдот. А кончилось все огромным флотом, победой над шведами. У английского историка Арнольда Тойнби есть идея вызова-ответа. Некой культуре бросается вызов, и она либо умеет на него ответить, либо погибает. В Смуту России был брошен вызов со стороны шведов - они забирают балтийские земли, Ижорскую землю и так далее. Русские послы, подписавшие со шведами достаточно унизительный договор, сказали: мы еще вернемся. Это было при Михаиле Федоровиче. Проходит много лет. Шведы уже успели забыть эту фразу. И тут появляется Петр, который принимает вызов. Он понимает, что в ареале Балтийского моря не может быть двух империй. И Петр, когда решил идти к морю, построил Петербург на месте шведских поселений - там были мызы, там давным-давно жили нормальные хозяева, у них были свои сады на месте нынешнего Летнего сада. Петр принял вызов и сумел на него ответить, создав на Балтийском море новую, европейскую империю.

Уважение к чужому носу
- Европеизм в России после Петра - достояние элиты. Народ из процесса европеизации выпадает. Может ли наша культура с таким фундаментом называть себя европейской?
- Это, возможно, самый сложный вопрос. Дело тут в том, что и Европа не очень твердо стоит на европейском фундаменте, - как показал фашизм, когда в Германии возобновилось какое-то древнее язычество. И вся та пленка культуры, все эти Томасы Манны, все эти представители великого немецкого духа, каковыми они себя считали, оказались не у дел. Пришли молодчики и выгнали духовную элиту за пределы Германии. Процесс окультуривания масс везде чрезвычайно сложен. Поначалу в историческом поле присутствует малое количество людей. Чтобы начать цивилизовать окружающий мир, нужны искусства, науки, религия, наконец, которая в России из-за фантастической бюрократизации церкви была тоже мало укоренена в народе. К тому же у нас ситуация осложнялась тем, что Запад знает понятие права, а Россия его выработать не успела. Кодификация законов шла всегда медленно. Правового сознания не возникло - именно поэтому к народу всегда апеллировали как к неправовой стихии. Так было во время Смуты, когда главная проблема была - разобраться со своими ворами; так было в XX веке, когда во время Первой мировой понятие права для народа окончательно потерялось. Первый акт в средневековом французском парламенте был таков: после драки депутатов судья вызвал обоих к себе. Обидчик заявил: а что, у меня полная свобода махать руками, кто мне запретит? Судья вынес приговор - ваша свобода махать руками кончается там, где начинается свобода носа вашего собеседника. Такого ограничения Россия не знала.
- Почему же в России не возникло уважение к чужому носу?
- Россия - страна с тяжелым прошлым, которая неоднократно пыталась и до сих пор пытается из него выбраться. Пытается именно потому, что, как говорил Чаадаев, мозги наши уже не здесь. А тело - еще здесь. Очень трудно отказаться от татарского, ханского наследия. Такого типа правление рождает определенную психею в народе - народ все время чувствует, что его в любую минуту могут ограбить. Джайлс Флетчер, английский посол при дворе Ивана Грозного, писал, что русский все время зарывает все свои накопления, как будто ждет нашествия. И действительно: в любой момент приедет царский воевода - ты че, мужик, богатый такой? Как Иван Грозный обирал купцов! При этом сам все время держал под рукой казну, чтобы можно было в любой момент бежать в Англию. И Сталин все время опасался, никак не мог поверить, что народ может так терпеть. А народ терпел - потому что ему не за что было бороться. Что будет отстаивать человек, когда у него ничего нет? Не случайно первое, что сделали монголы - ввели в русскую культуру "монгольское право на землю", когда вся она принадлежит хану. Именно поэтому князья ездили за ярлыками. В Московской Руси воевод ставили на кормление. Что награбишь - все твое. А потом думали - вот пять лет уже сидит, наверно, жирком оброс, можно его растрясти и другого поставить. Отсюда прямая дорога к секретарям обкомов, которые никак не были связаны с управляемой областью. И второе наследие татар - в России ничего не стоит жизнь. В "Русской правде" записано, сколько нужно платить при убийстве: раба убил - платишь копейки. Но платишь! Жизнь чего-то стоила. После татар жизнь не стоила ничего. Можно было истреблять десятки, сотни - и все бесплатно. Удовольствие-то какое: поубивал - и все бесплатно.
- Однако именно Петр, пытаясь организовать в России Европу, загнал значительную часть народонаселения в рабство.
- Как когда-то замечательно сформулировал русский философ Владимир Вейдле: русская трагедия состоит в том, что Россия стала нацией, но не включила в состав нации простой народ. Но все же я бы сказал немного по-другому: Петр впервые части народа дал свободу. Потому что до него рабами по отношению к царю были все - от боярина и самого высокого князя до последнего холопа и крестьянина. И вдруг часть народа получает свободу. А самое главное - Петр изменил духовную структуру русского человека, он создал слой свободных людей, можно сказать - личностей. До Петра на Руси не было понятия личности вообще.

Делание себя человеком
- Почему же эти личности, воспитанные на европейской культуре, столь легко при случае от нее отказываются? Азиатская культура впитывается глубоко, с ней ничего не сделать. А европейская чуть что - тут же исчезает.
- Взросление и культура требуют усилий. Любая неевропейская культура не требует больших усилий, она слишком равна себе. Всегда легче быть членом общины, членом коллектива, чем чувствовать себя человеком, который сам выбирает собственную позицию. Элиас Канетти в своей книге "Масса и власть" замечательно показал, что масса и власть - это характерные структурные образования человечества, они были в первобытных племенах, в первобытных государствах. Сила и слабость европейской культуры в том, что она заставляет людей образовываться, вырабатывать свое личное отношение к миру. Это очень трудно, гораздо легче поверить кому-то. Посмотрите, как фундаменталисты ликуют общей толпой. В психологии есть понятие своего, личного пространства, в которое человек старается не допустить другого. Масса снимает этот психологический барьер, в массе мы, наоборот, должны чувствовать живот, грудь, тело другого человека. Европейская культура в высших ее проявлениях требовала создания вокруг человека его личного, обособленного пространства. Сломать его очень несложно, оно требует постоянной работы. Человек не рождается человеком. Быть человеком - это процесс бесконечного становления, делания себя человеком. Европейская культура - дело хрупкое, требующее постоянного усилия, без этого она не держится.
- Сейчас очевиден кризис в сосуществовании разных культур - восстания в парижских предместьях, "карикатурные" войны...
- Сейчас - один из самых сложных моментов в новейшей истории. Начинается очень серьезный и долгий процесс, который может кончиться чем угодно, вплоть до катастрофы. Надо понимать его масштаб, понимать, что мы попали в очень сложную геополитическую ситуацию. Сейчас мы второй раз в мировой истории сталкиваемся с переселением народов. В первый раз, полторы тысячи лет назад, тоже все начиналось с постепенного, диффузного просачивания. Постепенно варваров стали принимать в римскую армию, некоторые даже становились императорами. Порой они даже сами сражались с варварами. После первого переселения народов Европа отступила на несколько столетий, хоть и осталась при этом Европой. Христианство в результате сумело подмять орды варваров. Сейчас это переселение происходит - пока что - в системе секуляризованных европейских ценностей. Заметьте, христианство - единственная вера, которая позволила себе секуляризацию. Христианские ценности может разделять человек, не являющийся верующим. Чем кончится то, что сейчас происходит в мире, ни один пророк или историк не скажет. Ясно только, что Рим - а вернее, Европу в целом - в итоге спасла христианская вера, потому что она была наднациональна. И сейчас мир нуждается в наднациональной идее. Я в качестве таковой вижу европеизм - именно потому, что он наднационален. Важнейший принцип европейской цивилизации - ее способность к расширению, вовлечению в себя иных культур, усваиванию их, переобустройству на свой лад. Европеец - это не национальность и не конфессия. Это некое умонастроение, жизненные нормы, которые позволяют сосуществовать разным культурам.

Владимир Кантор - философ, культуролог, писатель. Он преподает на философском факультете Высшей школы экономики; его романы неоднократно номинировались на российского "Букера". В своих культурологических трудах - "Феномен русского европейца" (19993, "Русский европеец как явление культуры" (2001), "Русская классика, или Бытие России" (2005) - Кантор исследует взаимоотношения российской и европейских культур, В 2005 году французский журнал "Нувель Обсерватер" включил Владимира Кантора - наряду со Славоем Жижеком, Петером Слотердайком и Антонио Негри - в число двадцати пята крупнейших мыслителей современного мира.