• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Мнение

OPEC.RU. 2007. № 15:08. 19 февраля

Самоидентификация: Россия и с коррупцией борется уникально-своеобразно

Алексей Владимирович, в опубликованном недавно исследовании докторанта Чикагской школы бизнеса Максима Миронова утверждалось (на основании баз данных банковских проводок за 2003-2004 годы), что услугами "обналички" пользуется до 60% российских компаний. Причем это далеко не только частные фирмы, но и госкомпании. С чем, с вашей точки зрения, это связано? Действительно ли российский бизнес такой нечестный?
Нечестность - понятие относительное: Остап Бендер, как известно, знал четыреста способов сравнительно честного отъема денег. Нечестность может быть разной «степени», и иметь сложные отношения с законами, лазеек в которых со времен великого комбинатора, вероятно, только прибавилось. С точки зрения закона, кстати, обналичка сама по себе не является нелегальным действием: предприятие или частное лицо имеют полное право снять денежные средства со своего счета, поскольку эти деньги – их собственность, и поскольку они не заработаны нечестным путем (в этом последнем случае обналичка превращается в «отмывание», а это уже преступление). Ограничения состоят лишь в том, что при обналичивании крупных сумм денег банки обязаны сообщать в службу финансового мониторинга. По-видимому, именно этой огласки и стремятся избежать многие из тех, кто пользуется услугами обналички.
Причин на то может быть несколько. Во-первых, это регулярные расходы, которые можно снизить, если оплачивать их наличным способом. Типичный пример - выплата зарплат «в конвертах», что позволяет избежать уплаты ЕСН. В последние годы таких выплат, по-видимому, стало меньше, хотя точной статистики, естественно, нет. В наличной форме оплачиваются также многие виды услуг, которые по своей природе могут быть и вполне легальными (мелкий ремонт, представительские расходы, охранная деятельность). В этом случае наличка – это способ упрощения расчетов между разными агентами, впрочем, не без ущерба государству: будь выплата официальной, она стала бы прибылью исполнителя, и с него следовало бы платить налоги. Нелегальные выплаты – например, растаможка, взятки, подкуп должностных лиц, заказные преступления – разумеется, также присутствуют, однако в силу специфики природы таких сделок любые оценки их объема и динамики могут быть лишь приблизительными.

Как минимум не менее важными являются полуофициальные и неофициальные взаимодействия предприятий с государственными органами. Речь здесь идет не о разовых взятках, а о системе: когда руководитель местной администрации хочет профинансировать какой-либо проект, его нежелательно оплачивать из бюджетных средств. Куда лучше привлечь добровольные пожертвования бизнеса; если же тот почему-то не проникнется важностью инициативы чиновника, ему можно тонко намекнуть, что налоговая инспекция, пожарная инспекция, миграционная служба, санэпидстанция и еще немало инстанций, подконтрольных местной администрации, могут проявить недюжинный интерес к законности его бизнеса. И бизнес делает свои выводы, и оплачивает инициативу чиновника, причем добровольно и с песнями – почти как та кошка, которую заставили есть горчицу. Проектов такого рода много, причем на самых разных уровнях: чего стоят одни массовые шествия многочисленных новообразованных молодежных движений, за которыми явно или неявно стоит государство. Проблема в том, что такого типа взаимодействия приобретают масштабный характер, становятся нормой практически во всех регионах и на всех уровнях властной вертикали. В итоге помимо официальных обязательств бизнеса перед бюджетом у него возникают неофициальные обязанности перед представителями органов власти, причем характер и объем этих обязанностей неизвестен заранее. Все это вместе, конечно, порождает как спрос на наличные средства, так и стремление бизнеса по возможности занизить свои ресурсы, т.е. опять-таки уйти в тень.
Чиновники спорят по поводу того, как бороться с теневым сектором. Есть чиновники, которые говорят, что нужно применять силовые механизмы, а, допустим, Кудрин, отстаивает точку зрения, что действий ЦБ и Росфиннадзора вполне достаточно и они эффективны, и не надо перегибать палку. Если исходить из той картины, которую описали вы, то получается, что ни то, ни другое, не будет достаточно эффективным. Тогда каков выход из положения?
Борьба с коррупцией в России – вещь очень своеобразная: она ведется лишь до тех пор, пока не мешает осуществлению конкретных интересов конкретных чиновников, в конечном счете контролирующих эту самую борьбу. Единственный реальный выход мне видится в гласности, открытости и контроле за деятельностью государственных органов, причем контроле не со стороны государства же, а со стороны действительно независимых (т.е. неподконтрольных государству) общественных организаций. В настоящий момент этого контроля нет – вот и получается, что закон в России действительно бывает суров, но суров для одних и мягок для других, и эта избирательность, конечно, не есть свойство действительно правового государства. И тем более печально, что по большому счету гарантией от проблем с законом является вовсе не исполнение всех его норм, а лояльность данного предпринимателя к тем органам государственной власти, которые этот закон должны обеспечивать, обслуживать, следить за его исполнением, и которые слишком часто делают это скорее в своих собственных, чем в общественных интересах.