Передача "Особое мнение"
Программу "Особое мнение" ведёт Игорь Гмыза.
Вслед за историей российские власти озаботились литературой. В России должна появиться единая концепция преподавания литературы в школах.
Гость в студии – доцент Школы филологии Национального исследовательского университета "Высшая школа экономики", член рабочей группы при Министерстве образования по обсуждению концепции филологического образования Михаил Георгиевич Павловец.
Единая концепция преподавания литературы уже в 2016 году может стать основой для обучения этому предмету в российских школах. С такой инициативой выступил недавно спикер Государственной Думы Сергей Нарышкин. Как вы как филолог и педагог относитесь к предложению ввести единую концепцию изучения и преподавания литературы в школах?
М. Павловец: Я отношусь к этому критически. Хотя бы потому, что я уже видел эту концепцию, она написана, активно обсуждается и вызывает огромное количество замечаний, прежде всего, со стороны экспертного сообщества, со стороны тех людей, которые имеют отношение к преподаванию, к образованию и к школе.
А что вызывает критическое отношение? Ведь как обычно происходит? Когда профессиональному сообществу предлагается что-то изменить в их устоявшейся жизни и работе, это всегда вызывает некое отторжение. Мы 15-20 лет преподаём и всё прекрасно знаем, а кто-то приходит и говорит, что мы делаем неправильно, и предлагает поменять. Нам это неудобно. Вообще человек к переменам относится плохо. Поэтому в чём критичность? Насколько она обоснована?
М. Павловец: Критичность заключается в том, что на самом деле есть уже документ, который можно считать концепцией филологического образования. Этот документ называется Федеральный государственный образовательный стандарт, в котором чётко прописано, что государство ожидает от отечественного литературного образования, каким оно хочет видёть выпускника.
И после этого появляются люди, которые говорят "нет" и заявляют, что они напишут ещё одну концепцию, в которой пропишут, что они хотят видеть, что они ждут от школы и что они ждут от литературного образования. Таким образом, в телегу российского образования запрягается ещё одна лошадь, которая начинает тянуть её в противоположную сторону. Телега начинает разрушаться, и мы видим, как учителя стоят, на всё это смотрят и думают, что им делать: бежать с этой телеги или ждать, когда всё рухнет окончательно?
Группа депутатов, которые начали в октябре 2014 года работать над созданием законопроекта, по которому преподавание литературы во всех школах должно вестись по одному учебнику, возглавила Ирина Яровая, председатель Комитета Государственной Думы по безопасности. Вот если мне кто-нибудь из господ депутатов объяснит, какое имеет отношение Комитет по безопасности к разработке учебника по литературе, я буду им весьма благодарен. Но, тем не менее, это действительно так?
М. Павловец: Да. И я, кажется, готов объяснить, почему именно она. Дело в том, что в Федеральном государственном образовательном стандарте цель литературного образования и вообще российского образования определена просто. Предметом этого образования является саморазвивающаяся личность. То есть, в центре поставлена личность.
Та альтернативная концепция, с которой мы уже смогли познакомиться, написана членами рабочей группы при Ассоциации учителей русского языка и литературы, то есть при организации, которая специально была создана под создание этой концепции. Так вот, если внимательно прочитать эту концепцию, становится понятно, что главная цель литературного образования, как видят её создатели этой концепции, – это безопасность России, сохранение единого образовательного пространства, сохранение уважения и трепетного отношения к великой русской культуре. То есть, во главе угла здесь стоит не человек с его интересами, с интересами его развития, успеха, полноценной жизни, а некие вечные ценности, при которых должен существовать человек.
Помнится, совсем недавно активно велись споры о создании единого учебника истории. Но, как потом оказалось, никакого учебника никто создавать не собирался. Собственно, его до сих пор нет, а всё ограничилось выпуском некой методической брошюрки, которая рекомендует, какие учебники использовать в школах, а какие – нет.
М. Павловец: Это не совсем так. Этот документ называется историко-культурный стандарт. Он действительно вызвал много вопросов. Но, тем не менее, был продавлен и принят, несмотря на целый ряд серьёзных замечаний, которые в нём не были учтены. Этот документ тоже носит такой надзаконный характер, и он, собственно, предписывает, как российская история в определённые её моменты должна освещаться в любых учебниках, в любых пособиях, которые возникнут после того, как эта концепция существует. То есть, он не утверждает необходимость единого учебника, но ограничивает авторов в возможности интерпретации тех или иных исторических событий.
С литературой та же история должна получиться по замыслу разработчиков этой концепции?
М. Павловец: Да. Боюсь, что та же. Другое дело, что это ещё менее возможно, чем в случае с историей. Во-первых, потому что в литературе учебник имеет гораздо меньшее значение, чем в истории как в учебной дисциплине. В литературе главное – книга. А если между тобой и книгой возникает некий учебник, то я как современный молодой человек думаю, что мне читать: учебник или книгу? Если я нормальный человек, естественно, я выберу книгу, а учебник будет отодвинут в сторону. Но если мне главное – получить нужный бал и пролезть туда, куда мне нужно пролезть, поступить и сделать себе карьеру, конечно, я не будут открывать никаких книг, я вызубрю ту концепцию, которую мне предлагает этот некий учебник, и успешно всё сдам. Другой вопрос, будет ли такой учебник.
Мне всегда казалось, что в преподавании гуманитарных дисциплин, таких, как история и литература, основную роль играют не столько учебники, сколько учителя. Потому что есть прекрасные учителя, которые могут научить даже без учебника думать, понимать, сострадать и т.д. И есть учителя, которые при прекрасном учебнике могут привить ненависть к любому литературному произведению и к литературе вообще. Как профессиональное сообщество реагирует сейчас на все эти попытки?
М. Павловец: Профессиональное сообщество абсолютно расколото. Действительно, есть такие учителя, которые просят, чтобы государство не слишком сильно вмешивалось в то, что делает учитель, доверяло учителю. Потому что если мы не доверяем учителю, не доверяем профессионалу, если мы всё пытаемся контролировать, а вопрос – кто контролирует учителя, такой же профессионал, как он сам, или нет, то в таком случае падает авторитет образования, авторитет учителя, авторитет знания и кого мы имеем на выходе.
Если же мы доверяем учителю, то следует прислушаться к тому, что он говорит, как он видит необходимость преподавания той или иной дисциплины, в том числе и литературы. Стандарт, о котором я говорю, допускает свободу учителя. Он предписывает эту свободу учителю. Да, ограниченную, в определённых рамках, но эта свобода позволяет учителю, исходя из задач, которые он перед собой ставит, уровня класса, предмета, в частности литературы, книги, с которой он приходит, самому принимать решения.
Эту книгу я беру, её взять необходимо. Эта книга вечная, она входит в "золотой стандарт" русской культуры.
Об этой книге я должен рассказать, но взять её в сокращении. Во-первых, класс слабый, не потянет её целиком. Во-вторых, мне гораздо важнее, чтобы ребёнок знал про существование этой книги и захотел потом её прочитать. А не поставил галочку напротив того, что он её прошёл. Пройти книгу – это не прочитать и, тем более, не пережить. Вот главная развилка сегодняшнего дня.
Потому что есть учители, которые ждут, что им чётко дадут алгоритм, продиктуют, что они должны делать сегодня, завтра, на этом уроке, на следующем. Им так даже удобнее. Потому что потом приедет проверяющий и спросит: "А на четвёртом уроке вы это произведение проходили? Это". Хорошо, и он поставит галочку. "А на восьмом уроке это? Да, это. Что ж, замечательно, вы хороший учитель и получаете прибавку к зарплате".
Что в первую очередь не устраивает разработчиков и авторов новой концепции? Чего они в результате хотят добиться? Как на безопасность страны должно повлиять преподавание литературы?
М. Павловец: Я, честно говоря, не очень представляю, как литература должна повлиять, потому что сама категория безопасности немного из разряда других понятий. Но, тем не менее, мы здесь видим довольно устаревшее, консервативное понимание литературы как инструмента воспитания. То есть, существует иллюзия, что если человек прочтёт "хорошую" книгу, он станет лучше. Если он прочтёт "плохую" книгу, то станет хуже. Если книга даёт ему образец высокого, прекрасного поведения, то человек автоматически начинает ориентироваться на этого героя. Если, не дай бог, он прочтёт книгу, в которой убивают, обманывают, лгут и за это не получают достойного наказания, а хорошего героя, значит, эта книга будет растлевать такого человека, и ни в коем случае он не должен эту книгу читать.
Сама история нашей страны, история нашего образования показала наивность такого подхода. Мы прекрасно понимаем, что да, литература обладает воспитательным потенциалом и способностью воспитательного воздействия, но это воздействие гораздо более сложное. Более того, книга, для того чтобы она воздействовала на человека, должна попасть в определённую среду. Да, при ней должен быть особый учитель. Да, у самого ребёнка должна быть возможность соотнести свой личный опыт с той книгой, которую он прочитал. Да, нужно учитывать, что при этом, помимо книги, помимо учителя, помимо учебника, есть ещё Интернет, есть ещё жизнь с её очень сложным и противоречивым опытом.
Если же мы всё понимаем на уровне "нажми на кнопку, получишь результат", "рассказал про хорошего, святого героя, получил в итоге положительного выпускника", то всё произойдёт по старинному завету: "Хотели, как лучше, а вышло, как всегда".
Полностью беседу с гостем в студии слушайте в аудиозаписи программы.