Не было бы счастья, да дефолт помог

Десять лет назад 17 августа тогдашний премьер-министр России Сергей Кириенко с высокой трибуны объявил, что Россия не в состоянии платить по долгам. Дефолт, одним словом. Страну одним махом отбросило назад — рубль обесценился, народ обнищал. Для большинства из нас кризис стал серьезным испытанием, поэтому забыть его мы не в силах. Еще сложнее признать, что без дефолта не было бы подъема в производстве и экономического роста. Но это факт. Что не убивает, делает нас сильнее. С высоты прожитых десяти лет "Известия" сегодня оценивают положительные стороны августовского кризиса 1998 года.

Помните, как говорила героиня Веры Алентовой в фильме "Москва слезам не верит": "Если бы я так тогда не обожглась с тобой, то я бы ничего в жизни не добилась". Совершенно то же самое можно сказать и о дефолте 1998 года. Безусловно, впадать в эйфорию и начинать всячески благодарить кризис неуместно. Наверное, не случись его, мы все равно благодаря дорожающей нефти добились бы таких впечатляющих темпов экономического роста, которые есть сейчас. Но события 98-го сыграли роль детонатора. Дефолт как болезнь, полученная "благодаря" собственной глупости, — явление неприятное, но заставляющее задуматься, измениться и извлечь уроки. В конце концов, как сказал кто-то несомненно умный, экономика, в которой не бывает банкротств, наверняка обанкротится.

Благополучие за чужой счет

Вспомним, как мы жили до кризиса. Не так уж плохо. К середине 90-х ситуация в стране, которая в начале последнего десятилетия двадцатого века погрязла в навсегда оправданных экспериментах и реформах, дефиците и нищете, стала худо-бедно улучшаться. У людей стали появляться планы на будущее. Росли доходы. Скажем, в 1994 году они увеличились на 386%, в 1995-м — на 172,5%!

Начали мы менять отношение и к доллару, который воспринимался в качестве самой надежной валюты. В середине 1995 года "американец" дорожать почти перестал, будучи зафиксированным в валютном коридоре. Все это создавало ощущение стабильности. Огромный рост, правда, компенсировался и трехзначной инфляцией, но в 1996 году произошла "деноминация" роста цен на один нолик. Индекс потребительских цен измерялся уже десятками. А доходы продолжали уверенно расти: в 1996-м — на 49%, в 1997-м — на 14,2%.

В стране появились импортные товары, завозимые трудолюбивыми челноками, которые курсировали между Турцией, Китаем, Польшей и Россией, обувая и одевая население по последней, как нам тогда казалось, моде. Полки продовольственных магазинов также начали заполняться импортной едой в непривычно яркой упаковке. Люди входили в роль потребителей. Мы стали приобретать телевизоры, видеомагнитофоны, машины, квартиры. И не в кредит, как сейчас, а на свои кровно заработанные. Хотя... тут все не так просто. "Гуляла" страна все-таки не на свои.

Плохую шутку с правительством сыграла именно видимость благополучия. Как это часто бывает, наши власти пытались совместить несовместимое, продемонстрировав классический пример экономической концепции "невозможной троицы", которая подразумевает недостижимость ситуации фиксированного курса валюты, свободного движения капитала и независимой денежной политики. Как уже было упомянуто, рубль был "заточен" в валютном коридоре. Свободное движение капитала, в свою очередь, позволяло иностранным компаниям вкладываться в рынок ГКО, который был впоследствии назван финансовой пирамидой. Денежная политика была направлена на сдерживание инфляции. Ведь экономика страны с трехзначной инфляцией не может считаться стабильной.

На все это нужны были деньги, которые мы активно занимали за границей. Госдолг постоянно увеличивался. Безусловно, большая часть наших обязательств приходилась на так называемый долг бывшего СССР, но — особенно начиная с 1995 года — начал расти и новый российский долг. К нему относились обязательства уже независимой России, в том числе по ГКО, долгам Парижскому клубу, МВФ и т. д. Если в 1994 году наши новые заимствования составляли $7,3 млрд, то в 1997-м — уже $22,1 млрд.

Болезнь...

Но даже этого не хватало на то, чтобы иметь бездефицитный бюджет. Цены на нефть, которые составляли около 40% наших доходов, не могли обеспечить все наши потребности для поддержания картины благополучия. Трудно сказать, сколько мы смогли бы продержаться, если бы в 1997 году ситуация не изменилась. В Азии разразился финансовый кризис. В результате этого в 1998 году резко подешевела нефть, которая в отдельные моменты стоила $9—10 за баррель. "Инвесторы. которые только недавно пришли в Россию, потеряли веру в надежность нашей экономики и стали выводить деньги", — говорит научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин.

В стране не хватало денег даже для обслуживания своих обязательств. Вот и решили в верхах объявить дефолт. Главной цели этого шага — девальвации национальной валюты — правительство достигло. Если в начале 1998 года доллар стоил около 6 рублей, то уже в сентябре он начал метаться от 8,67 до 20, 82 руб. А в концу года стоимость "американца" уверенно взметнулась к отметке 21. И дальше вплоть до 2003 года доллар уверенно набирал в весе.

Население, как говорится, проснулось в другой стране. Рублевые сбережения обесценились, доходы упали. Нет, в рублевом выражении они даже увеличились на 9,4%, но в долларовом сократились на 27%.

Импорт стремительно подорожал. Многие иностранные компании прекратили свою деятельность у нас в стране, прилавки начали пустеть. Ценники переписывались не по нескольку раз на дню. Утомившись от этой процедуры, многие торговые точки вернули в свой обиход у. е. (условная единица).

...и ее последствия

Но свято место пусто не бывает. Место, которое прочно занимали импортные производители, начали обживать отечественные. Помните лозунг тех времен (авторство, если не ошибаюсь принадлежит Юрию Лужкову) "Поможем отечественному производителю"? Быстрее всего в новой ситуации освоилась "пищевка". Что и понятно. Без новых одежды и обуви еще можно "перетоптаться", а кушать хочется всегда.

— Только после 98-го года российская молочная промышленность начала по сути развиваться, — говорит главный редактор отраслевого информагентства Dairy News Михаил Мищенко. — Начиная с 1999—2000 годов начали открываться новые предприятия, крупные производители начали скупать активы, развивать свое присутствие в регионах. А до 98-го года на отечественном рынке была банальная стагнация. Молочная промышленность приходила в упадок — превалировал импорт.

Хотя сначала потребление мяса и мясных продуктов сильно упало, так как снизилась покупательная способность населения. Но производители времени даром не теряли.

— Из-за высокого курса доллара преимущество импортируемой продукции резко упало. В этот период российские производители — те производители, которые делали продукты конкурентоспособными не только по цене, но и по другим потребительским качествам, смогли в этот период быстро развиться и способствовать импортозамещению, — рассказывает президент Мясного союза России Мушег Мамиконян.

Вспомнили производители и о том, что для российского человека вредная привычка — это святое. Активизировались "алкогольщики" с табачниками. Так, после кризиса в стране стало больше табачных фабрик — аж на 90 штук. И хотя специализировались они в основном на востребованном тогда дешевом ассортименте и впоследствии не смогли удержаться на рынке, но на тот момент многие смогли заработать. Сейчас количество фабрик вернулось к докризисному показателю. Но главное не это.

— В течение нескольких месяцев после дефолта на 30% "просели" продажи лидеров рынка, которые везли импорт, — рассказывает главный редактор агентства "Русский табак" Максим Королев. — Поэтому транснациональные компании сразу начали кампанию переноса производств в Россию. У них уже были фабрики, купленные еще в 93—94-м годах. Там шла плавная модернизация, но переносить производство не спешили. Через два-три года после кризиса все основные бренды уже производились в стране. Сейчас доля импортной продукции на рынке чисто символическая за счет экзотики (сигариллы, сигары). После кризиса изменилась сама модель иностранных инвестиций. Если до 98-го года преобладали в основном портфельные инвестиции (по большей части в ГКО), то после дефолта они сменились на стратегические. Иностранные компании начали активно вкладываться в российское производство, что не в последнюю очередь сказалось на экономическом росте. Такой перелом произошел на многих рынках: пивном, молочном и т. д. Хотя повезло не всем. Например, так и не смогли мы поднять легкую промышленность, которая у нас в стране так и осталась легонькой. Отрицательно кризис сказался, скажем, на фармотрасли.

— Я бы не сказал, что фармрынок выиграл от кризиса, — считает директор по маркетинговым исследованиям ЦМИ "Фармэксперт" Давид Мелик-Гусейнов. — Он обнулил фармацевтический рынок. По итогам года фармрынок оценивался в $2,5 млрд, до этого — в $5—6 млрд. Население в то время было неплатежеспособным, поэтому отдавало предпочтение дешевым препаратам массового спроса (цитрамон, анальгин и т. д.). Это позволило нашим компаниям чуточку выиграть в менее конкурентной среде, так как иностранцы тогда ушли с рынка. Но когда ситуация начала исправляться, отечественные компании начали терять долю рынка и сейчас занимают около 20% общего объема. Дело в том, что отечественный ассортимент заточен под дешевую продукцию.

Но в целом производство в стране все-таки оживилось. Достаточно посмотреть на ВВП, который с 1997 года вырос на 1434%, а доходы населения — на 1283%! Конечно, без высоких цен на нефть тут не обошлось. Это несколько сбивает пафос, но тем не менее показатель очень впечатляющий. Конечно, лучше бы обошлось без кризиса, но, как у нас водится, пока гром не грянет, мужик не перекрестится.