Зарница советского образования
Возрождение советской школы стало одним из знаковых событий минувшего учебного года — из числа тех, что могут повлиять на развитие российского образования в ближайшем будущем. Всего таких событий на летнем семинаре в Высшей школе экономики было названо четыре: развитие дошкольного образования, диссертационный скандал, оценка эффективности вузов и движение «За советскую школу». Последнее, объединившее сразу несколько инициатив Владимира Путина: введение школьной формы, норм ГТО и единого учебника по истории, — вызвало наиболее активный отклик среди экспертов.
Исак Фрумин, научный руководитель Института образования НИУ ВШЭ:
— Мне кажется, что минувший учебный год можно характеризовать как год победы советского образования. Правда, это еще не Курская битва, которая завершила разгром, а, видимо, Сталинградская, но уже хорошо видны всполохи зарниц. Я бы не политизировал этот сюжет, снял бы всякое его отнесение к левым или к крайним консерваторам. Потому что все мы, и педагоги, и управленцы, ощущаем необходимость решения сложных проблем, связанных с воспитанием, со знанием истории, с физическим развитием, наконец, но не умеем их решать. И вот тут образуется развилка, которая носит не идеологический, а интеллектуальный характер.
Будем ли мы искать новые и сложные пути или пойдем проверенной дорогой, потому что, цитирую политическое руководство, «там было много хорошего»? Этот вопрос, с моей точки зрения, является серьезным вызовом, поскольку беда не в том, что вперед прорвались коммунисты или крайние консерваторы, а в том, что наше исследовательское сообщество не предоставило эффективных механизмов решения этих проблем. И когда госпожа Яровая говорит: «Есть такое лукавое рассуждение, что многообразие лучше, чем единообразие», — мне ее позиция понятна. Оно действительно для нее лукавое, потому что многообразие сложнее, чем однообразие, и может ли российская педагогическая мысль иметь дело со сложными ходами, не опираясь на единую программу, а строя какие-то механизмы коллективных договоренностей, формируя профессиональное сообщество, — это открытый вопрос. Вот такая у меня интерпретация этого события.
Татьяна Ковалева, ведущий научный сотрудник департамента исследований и разработок Института образования НИУ ВШЭ:
— Это иллюзия, что в российской школе было реализовано многообразие. Потому что говорить о его реализации следует, как минимум, на трех уровнях. Первый — бытовое сознание, когда такой тренд становится популярным, модным. Второй — педагогическая среда, которая специально для этого создается. И третий уровень — управление. Что мы видим сегодня? Среди сообщества продвинутых родителей есть мода выбирать для ребенка семейное, домашнее образование, и этот тренд нарастает. С другой стороны, сейчас практически любая школа имеет множество кружков и факультативов, то есть педагогически мы готовы к многообразию. Но вот на уровне управленческой культуры этой установки нет. И в этом плане не стоит говорить про возврат советской школы, поскольку мы никуда от нее не ушли.
Игорь Реморенко, бывший заместитель министра образования и науки РФ:
— Что действительно изменилось за это время, так это то, что появились механизмы, правда, не рыночных отношений, а конкурсных. Конкурс, в отличие от рыночной конкуренции, предполагает некое соотношение предложений. И разные регионы давали разные предложения, их друг с другом сопоставляли — у кого лучше. С другой стороны, были предложения, но не был артикулирован спрос, и это принципиально важно. Сегодня диссертационный скандал, например, активно обсуждается, но никто не задается вопросом, зачем вообще нужны диссертации в нынешних условиях, что это за социальный институт. То есть мы замечаем изменения, но не думаем о главном — зачем это нужно обществу.
Анатолий Каспржак, директор Центр развития лидерства в образовании Института образования НИУ ВШЭ:
— У меня не такое оптимистическое отношение к существующим трендам. Если 90-е годы можно было назвать парадом суверенитетов, то сейчас следует говорить о параде единообразия. Дело тут не только в школьной форме и даже не в едином учебнике по истории. Смотрите: вроде бы был введен абсолютно либеральный механизм распределения средств в школах, и чем это кончилось? Полной стагнацией видового разнообразия! Иными словами, все, что мы сделали 20 лет назад, сформировав школы разных видов, сегодня закончилось. Гимназия осталась только как название, равно как и лицей, и все остальное.
Что такое нынешняя атака на ЕГЭ? Всем давно понятно, что никакие дети ничего на экзамене не фотографируют. Эта атака — реакция на потребность изменить давно сложившийся советский единый феодальный стиль отношений между учеником и учителем. Ну и, наконец, введение комплекса ГТО — это попытка заставить людей делать явную глупость, то есть мыслить одинаково, и при этом хором говорить, как это важно. В этом смысле, мне кажется, образование проходит этап очередной контрреволюции, контрреформы.
Евгений Бунимович, уполномоченный по правам ребенка в Москве:
— Конечно, у нас контрреволюция в образовании, только довольно смешно здесь звучит «в образовании». В нынешнем контексте совершенно нормально и ГТО, и единый учебник истории, и школьная форма, и, кстати, тотальное объединение школ, когда все выравниваются. Но спасение от всего этого очень простое, оно заключается в том, что ключевым словом становится, как мне кажется, слово «культура». Есть много людей, которым на это плевать, но есть и какое-то количество людей, которые эту культуру транслируют. Они делали это раньше, они делают это и сегодня, вне зависимости от рынка и конкурсов. В школе нужно просто не врать, сохранять чувство собственного достоинства, говорить правду и вообще делать очень простые вещи. Я думаю, что именно таким образом можно сегодня трансформировать образование, а не с помощью системных, спущенных сверху решений.
Владимир Лившиц, секретарь ЦК профсоюза работников народного образования и науки РФ:
— Явно ошибаются те, кто хочет двигаться в сторону советской школы. Потому что сначала надо было от нее отодвинуться. Здесь есть две вещи, которые следует изменить, и прежде всего — ментальность. Система, искусственно выведенная из состояния равновесия, вернется туда после прекращения внешнего воздействия. Но в России она не особо и менялась, потому что мы большие мастера имитации. Если говорить сейчас об автономии, о новых бюджетных организациях, на самом деле это все было сымитировано. Конечно, в России есть островки, где что-то делается, но их очень мало. И то же самое можно говорить о качестве, о ЕГЭ — как списывали раньше, так списывают и теперь. Другим людям заносят деньги, работают другие механизмы, но процесс идет тот же.
Ефим Рачевский, директор Центра образования «Царицыно»:
— Я помню визит инспектора РОНО в начале 90-х годов, который задал мне вопрос как директору школы: «Что у тебя есть нетрадиционного в школе?» Сегодня слово «нетрадиционное» обрело несколько другую тональность, но я высказываю опасения всех своих российских коллег, что современное слово «инновационность» стало эвфемизмом. И по этому поводу следует успокоиться, вспомнив слова зарубежных коллег, пришедших в очень инновационную школу и задавших директору вопрос: «А когда вы успеваете детей все-таки учить?»
Что бы мы ни говорили, изменились те, кто привел своих детей к нам в школу, родители. Это то самое поколение, которое кто-то назвал «первое непоротое». Я не буду давать ему характеристику, но для них здоровье собственного ребенка важнее, чем здоровье губернатора, это совершенно точно. И если все будет так жутко, как мы прогнозируем, то родители нас пошлют далеко и навсегда. Кто-то из детей уйдет на домашнее обучение, а кто-то уедет в Женеву — у кого какие ресурсы.
