Если они не договорятся

Экономические кризисы всегда следуют за длительным периодом роста и усиления глобализации

В недавней статье «О новой фазе кризиса» бывший министр финансов России Алексей Кудрин изложил на страницах «Московских новостей» свой взгляд на вызовы, стоящие перед мировой экономикой.

Кудрин выразил осторожную надежду, что политики примут необходимые решения, которые помогут преодолеть кризис. Конечно, Кудрин должен верить в то, что власти поступят правильно. Ведь он и сам до недавнего времени был одним из ключевых министров.

У меня же нет уверенности в том, что правительства будут делать правильные вещи. За последнее время они совершили множество ошибок, только усугубивших проблемы. Я сомневаюсь даже в том, что политики способны договориться о сути стоящих перед ними проблем, а следовательно, и о том, что надо делать.

Ситуация, в которой мир пребывает последние три года, неуникальна. Экономические кризисы всегда следуют за длительным периодом роста и усиления глобализации. Например, около 100 лет назад подобная тенденция к глобализации казалась необратимой, но завершилась та историческая фаза первой мировой войной и большевистской революцией. Теперь мы знаем, что глобализация не является необратимой, и, возможно, сейчас мы снова оказались в поворотной точке истории.

Конец стабильности

За несколько лет до начала того, что профессор Кен Рогофф назвал «великим сжатием» (great contraction), домохозяйства США, Великобритании, Испании и многих других стран погрузились в пучину потребительских расходов благодаря невиданному росту кредитования, то есть в долг.

Это произошло в 1985–2005 годах, которые Бен Бернанке, глава Федерального резерва США, назвал периодом «великого спокойствия» (great moderation) — рецессии случались изредка и были неглубокими, инфляция оставалась низкой и стабильной. Кредиты стали доступными, и потребители этим воспользовались, чтобы покупать больше и больше.

Благодаря этой культуре потребления уровень личных сбережений в США упал примерно с 10% в середине 80-х до менее 1,5% в 2005-м. Уровень долга при этом, напротив, вырос. В период с 1960 до середины 80-х задолженность американских домохозяйств составляла вполне управляемые 65% от уровня доходов. Но затем этот уровень начал расти все более быстрыми темпами, так что к 2008 году он составил 130% от доходов. С тех пор эта цифра уменьшилась незначительно. Данный феномен не является чисто американским. То же самое происходило и во многих других странах, где кредит стал дешевым и доступным.

Нарастали и другие дисбалансы. Перед финансовым кризисом дисбаланс в мировой торговле — сумма всех торговых профицитов и дефицитов — достиг 6% мирового ВВП. В середине 80-х, когда он приблизился лишь к половине этой суммы, страны «большой семерки» были настолько обеспокоены, что подписали несколько соглашений (Луврский договор и договор Плазы) о координации валютной политики.

Еще более, чем рост торговой глобализации, впечатляет уровень роста финансовой. Стоимость зарубежных активов (то есть активов, которые принадлежат за границей резидентам страны) выросла с 50 до 150% мирового ВВП всего за 15 лет — с 1995 по 2010 год. А в долларовом выражении — с $15 трлн до почти $100 трлн.

Чем дольше длился период «великого спокойствия», тем больше домохозяйств, инвесторов и банков верило в то, что долг можно увеличивать совершенно спокойно. Но после столь долгого периода наращивания долгов неизбежна значительная глобальная коррекция, призванная выправить накопившиеся мировые дисбалансы и в торговле, и в финансах. Риск заключается в том, что коррекция не будет постепенной. Вместо мягкой ребалансировки произойдет резкое сжатие глобальной ликвидности и международной торговли.

Мягкая посадка

Это повод для серьезного беспокойства. Поток инвестиций из Китая, России и стран Персидского залива в США и Европу в последние годы привел к тому, что можно назвать самой крупной инвестиционной ошибкой глобального капитала в истории. Экономический рост, основанный на экспорте, в странах с торговым профицитом питал экономический рост, основанный на кредите, в странах с торговым дефицитом.

Этот симбиоз на самом деле является нездоровой взаимозависимостью, которая ведет к катастрофе. Остановить ее может коррекция. Но какая?

Сейчас главной проблемой в мировой экономике является недостаток потребительского спроса. Поскольку основной спрос формируется в США, Европе и Японии, то коллапс спроса в этих странах очень болезненно отразится на странах БРИК и остальном развивающемся мире. Очевидно, что странам с торговым дефицитом необходимо избавляться от своего пристрастия к долгам, а странам с профицитом — от зависимости от экспортных доходов.

В идеале страны «большой двадцатки» должны активно координировать свою политику, чтобы провести постепенную коррекцию. На саммитах в Лондоне в 2009-м и Сеуле в 2010-м были высказаны очень здравые намерения, но мало было сделано. Предстоящий в ноябре саммит во Франции станет последним шансом для этого клуба государств доказать свою полезность. Шансы невелики, учитывая огромную разницу в интересах основных игроков.

Деглобализация

В реальности мир, похоже, стал свидетелем начавшегося процесса деглобализации. Министр финансов Бразилии назвал это «валютной войной». Главной тенденцией стало желание правительств девальвировать национальные валюты. Таким способом они хотят помочь росту экономики, стимулируя экспорт. Не все смогут в этом преуспеть.

В отличие от Кудрина я не оптимист, когда речь заходит о политиках и их способности к методичной совместной работе. Например, в США борьба политических партий может способствовать введению протекционистских мер для борьбы с безработицей. В следующем году безработица скорее всего вырастет, а значит, политическое давление в год выборов станет непреодолимым. Возможно, как Британия в 1930–1931 годах, США откажутся от приверженности принципам свободной торговли и займутся протекционизмом. В краткосрочной перспективе это сработает, так же как это было в Англии. Американская экономика начнет расти быстрее, а бремя корректировки мировых дисбалансов будет переложено на плечи Китая, Германии и Японии.

Торговая политика в ближайшие годы, похоже, превратится в мировое соревнование по перекладыванию бремени расплаты за глобальное сжатие спроса. У стран с дефицитом торгового баланса в этой борьбе более сильная позиция, поскольку именно у них есть самый редкий и ценный международный товар — спрос. Как только они займутся регулированием торговли и закроют внутренние рынки, бремя будет возложено на страны с торговым профицитом. Безработица в первой группе стран сократится, а во второй — вырастет.

В Китае, так же как и в Японии в 1960–1980-х, низкий уровень внутреннего потребления не является случайным. Это фундамент азиатской экономической модели — отставание роста зарплат от роста производительности, недооцененная валюта, искусственно низкие процентные ставки — все это генерирует быстрый рост ВВП. На фоне ограниченного внутреннего спроса и стагнирующих внешних рынков единственным способом сохранения высоких темпов роста ВВП является увеличение внутренних инвестиций.

Но начав балансировку экономики, Китай столкнется с замедлением роста, главным образом за счет снижения инвестиций, а это в свою очередь нанесет очень серьезный удар по мировым ценам на непродовольственные товары. Цена нефти упадет.

В Европе рынки решили, что уровень долгов слишком велик. Своим поведением они будут только усугублять долговой кризис, что в итоге приведет к дефолту уязвимых стран. Бизнес начнет изымать инвестиции, кредиторы потребуют немедленного погашения долгов, рабочие начнут бастовать, политики сократят горизонты планирования, банки перестанут кредитовать. Все это лишь ухудшит проблему с долгами. Но более тревожно другое: восстановить конкурентоспособность, скажем, Греции можно либо путем сокращения зарплат, либо путем выхода из еврозоны и девальвации. Учитывая, что рабочие являются еще и избирателями, первая стратегия не выглядит успешной в долгосрочной перспективе. Но как только Греция покинет еврозону, ее внешний долг стремительно взлетит вверх, поэтому реструктуризация долга и его списание практически неизбежны.

Кто заплатит в Европе за корректировку финансовых дисбалансов? Это политический вопрос. Это могут быть уволенные рабочие, или средний класс, оставленный без сбережений, или малый бизнес, задушенный налогами, или крупный бизнес, также задушенный налогами, но еще и национализированный, или иностранцы, или банки. Ставки слишком высоки, чтобы процесс шел гладко и мирно.

Возможно, что европейские страны с дефицитом торгового баланса в ближайшие год-два попытаются скорректировать финансовые дисбалансы. Но поскольку это приведет к росту безработицы, что политически неприемлемо, они будут вынуждены вмешаться в торговлю, а значит, им придется, что практически неизбежно, выходить из еврозоны и девальвировать валюту. В итоге тяжкая ноша выправления ситуации будет переложена на страны с торговым профицитом, в частности Германию. Немецкая безработица вырастет. Политика станет еще более деструктивной. Если крупные партии не начнут радикализироваться, тогда маленькие радикальные партии заберут у них голоса избирателей.

Россию ждет шок

В России открытая экономика со свободным движением капитала, но слишком зависимая от цен на энергоресурсы. Описанный выше сценарий ставит перед ней серьезные проблемы. К счастью, Кудрин создал бюджетную подушку в виде Резервного фонда и Фонда национального благосостояния, но, к сожалению, Кудрин уволен. Федеральный бюджет уже верстают исходя из цены нефти $115 за баррель, и, возможно, эту цифру придется увеличить, чтобы материализовались амбициозные планы президента Медведева. А между тем аналитики Citibank прогнозируют цену $86 за баррель нефти Brent на следующий год.

Низкие мировые цены станут внешним шоком для российской экономики. Можно надеяться, что это стимулирует правительство заняться наконец структурными реформами, снижающими зависимость страны от экспорта нефти и газа. Однако в глобальном окружении, в котором каждая страна сосредоточена на достижении исключительно своих узких национальных интересов, это не гарантировано.